Спас на Крови — самое наглядное свидетельство того идейного и эстетического поворота, который произошел в российских правящих кругах после убийства Александра II. Уже год спустя после рокового покушения 1 марта 1881 года был объявлен конкурс на создание храма на месте гибели царя. В конкурсе приняли участие молодые и амбициозные архитекторы — Леонтий Бенуа, Николай Томишко, но предпочтение было отдано архитектурному предложению малоизвестного Альфреда Парланда и выпускника Академии художеств, настоятеля Троицево — Сергиевой пустоши под Петербургом, архимандрита Игнатия (Малышева). Их проект, собранный, как конструктор, из самых ярких достижений допетровского храмового зодчества, призван был подчеркнуть преемственность русского самодержавия от Ивана Грозного, при котором построен был храм Василия Блаженного, и от других московских царей. В этом был определенный вызов европейской архитектурной среде Петербурга и всей идее «западничества», привнесенной в Россию Петром I. В то же время храм отдавал дань памяти реформаторской деятельности Александра II: в 1905 году на цоколе собора были установлены двадцать мемориальных досок, отмечающих основные события внутренней и внешней политики государя.
Благодаря обилию отделочных материалов, цветной ювелирной эмали и мозаик, храм получился нарядным, как и все произведения «неорусского» стиля. Однако у многих поборников петербургской классики он вызывал негодование. Историк искусства Александр Бенуа писал: «это жалкое подражание Василию Блаженному поражает своим уродством, являясь в то же время настоящим пятном в ансамбле петербургского пейзажа». Впрочем, со временем страсти поутихли и собор тоже стал частью городской архитектурной среды.